Не приходи в часы волнений, Сердечных бурь и мятежей, Когда душа огнем мучений Сгорает в пламени страстей. Не приходи в часы раздумья, Когда наводит демон зла, Вливая в сердце яд безумья, На нечестивые дела; Когда внушеньям духа злого, Как низкий раб, послушен ум, И ничего в нем нет святого, И много, много грешных дум. Закон озлобленного рока, Смерть, надо мной останови И в черном рубище порока Меня на небо не зови! Не приходи тогда накинуть Оков тяжелых на меня: Мне будет жалко мир покинуть, И робко небо встречу я… Приди ко мне в часы забвенья И о страстях и о земле, Когда святое вдохновенье Горит в груди и на челе; Когда я, дум высоких полный Безгрешен сердцем и душой, И бурной суетности волны Меня от жизни неземной Увлечь не в силах за собой; Когда я мыслью улетаю В обитель к горнему царю, Когда пою, когда мечтаю, Когда молитву говорю. Я близок к небу – смерти время! Нетруден будет переход; Душа, покинув жизни бремя, Без страха в небо перейдет…
СМУГЛЯНКЕ
Черны, черны тени ночи, Но черней твоя коса И твои живые очи, Ненаглядная краса. Если вестниками бури, Кроя свет дневных лучей, Ходят тучи по лазури — Это тень твоих очей! Если вспыхнут метеоры Над поверхностью земли — Их твои, о дева, взоры Огнеметные зажгли! Если молнья ярким блеском На мгновенье вспыхнет там И промчится с гордым треском Гром по мрачным высотам, Эта молнья – жар дыханья Томных уст твоих, краса; Гул отзвучный их лобзанья — Разъяренная гроза. Вся ты – искры бурной Этны Да чудесный черный цвет; Нет ни бледности бесцветной, Ни румянца в тебе нет. Лишь меняет буря гнева Да любовь твои черты. Черноогненная дева, Счастлив, кем пленилась ты! Как люблю я, как пылаю! Но как часто за тобой Взор ревнивый устремляю. Ах, ужель?.. нет, боже мой! Страшно мыслить!., прочь сомненье! Ты верна. Но, о судьба! Если вдруг души влеченье… Страсть… безумие… борьба? Ах! молю – когда измену Ты замыслишь, приходи, Вольной страсти перемену Расскажи мне на груди: Обниму тебя, тоскуя, Загорюсь от поцалуя И, страдания тая, Перед смертию скажу я: «За Ленору умер я!»
НАШ ВЕК
Свет похож на торг, где вечно, Надувать других любя, Человек бесчеловечно Надувает сам себя. Все помешаны формально. Помешался сей на том, Что, потея, лист журнальный Растянуть не мог на том; Тот за устрицу с лимоном Рад отдать и жизнь и честь; Бредит тот Наполеоном И успел всем надоесть. Тот под пресс кладет картофель, Тот закладывает дом, Тот, как новый Мефистофель, Щеголяет злым пером. Тот надут боярской спесью, Тот надут своей женой; Тот чинам, тот рифмобесью Предан телом и душой. У того карман толстеет Оттого, что тонок сам, Что журнал его худеет Не по дням, а по часам. Тот у всей литературы Снял на откуп задний двор, С журналистом шуры-муры Свел – и ну печатать вздор. Тот мудрец, тот тонет в грезах, Тот состряпал экипаж И со славой на колесах Трехсаженных марш, марш, марш! От паров весь свет в угаре, Всё пошло от них вверх дном; Нынче всякому на паре Ездить стало нипочем. Ум по всем концам Европы К изобретеньям прилип, Телеграфы, микроскопы, Газ, асфальт, дагерротип, Светописные эстампы, Переносный сжатый газ, Гальванические лампы, Каучуковый атлас, Паровозы, пароходы, Переносные дома, Летоходы, весоходы, Страховых компаний тьма! Пневматические трубы, Стеарин и спермацет, Металлические зубы Сбили с толку белый свет. Доктора свои находки Сыплют щедрою рукой, Лечат солью от чахотки И водой от водяной; В бога здравья тянут воду, Воду всем тянуть велят И, того гляди, природу От сухотки уморят; Водяная медицина Наводнила целый свет, Пациентам же от сплина В кошельке – лекарства нет… С быстротою паровоза Совершенствуется век; Ни пожара, ни мороза Не боится человек. Что для нас потоп, засухи?! Есть такие лихачи, Из воды – выходят сухи, Из огня – не горячи. В деле разные языки, Руки, ноги, голова; Все мы мудры, все велики, Всё нам стало трын-трава. Нет для нас уж тайны в море: Были на его мы дне; Кто же знает? Может, вскоре Побываем на луне. А потом, как знать! с терпеньем Где не будет человек?.. Малый с толком, с просвещеньем Далеко пойдет наш век!..
ПЬЯНИЦА
Жизнь в трезвом положении Куда нехороша! В томительном борении Сама с собой душа, А ум в тоске мучительной… И хочется тогда То славы соблазнительной, То страсти, то труда. Всё та же хата бедная — Становится бедней, И мать – старуха бледная — Еще бледней, бледней. Запуганный, задавленный, С поникшей головой, Идешь как обесславленный, Гнушаясь сам собой; Сгораешь злобой тайною… На скудный твой наряд С насмешкой неслучайною Все, кажется, глядят. Всё, что во сне мерещится, Как будто бы назло, В глаза вот так и мечется Роскошно и светло! Всё – повод к искушению, Всё дразнит и язвит И руку к преступлению Нетвердую манит… Ах! если б часть ничтожную! Старушку полечить, Сестрам бы не роскошную Обновку подарить! Стряхнуть ярмо тяжелого, Гнетущего труда, — Быть может, буйну голову Сносил бы я тогда! Покинув путь губительный, Нашел бы путь иной И в труд иной – свежительный — Поник бы всей душой. Но мгла отвсюду черная Навстречу бедняку… Одна открыта торная Дорога к кабаку.
СОВРЕМЕННАЯ ОДА
Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко, И – беру небеса во свидетели — Уважаю тебя глубоко… Не обидишь ты даром и гадины, Ты помочь и злодею готов, И червонцы твои не украдены У сирот беззащитных и вдов. В дружбу к сильному влезть не желаешь ты, Чтоб успеху делишек помочь, И без умыслу с ним оставляешь ты С глазу на глаз красавицу дочь. Не гнушаешься темной породою: «Братья нам по Христу мужички!» И родню свою длиннобородую Не гоняешь с порога в толчки. Не спрошу я, откуда явилося, Что теперь в сундуках твоих есть; Знаю: с неба к тебе всё свалилося За твою добродетель и честь!.. Украшают тебя добродетели, До которых другим далеко, И – беру небеса во свидетели — Уважаю тебя глубоко…